Про это - Страница 7

любезно кланяется.
Маркс,
             впряженный в алую рамку,
и то тащил обывательства лямку.
Запели птицы на каждой на жердочке,
герани в ноздри лезут из кадочек.
Как были
                 сидя сняты
                                      на корточках,
радушно бабушки лезут из карточек.
Раскланялись все,
                                 осклабились враз;
кто басом фразу,
                               кто в дискант
                                                       дьячком.
— С праздничком!
                   С праздничком!
                             С праздничком!
                                           С праздничком!
                                                          С праз-
нич-
       ком! —
Хозяин
              то тронет стул,
                                         то дунет,
сам со скатерти крошки вымел.
— Да я не знал!..
                               Да я б накануне…
Да, я думаю, занят…
                                     Дом…
                                                Со своими…

Мои свои?!
                     Д-а-а-а —
                                        это особы.
Их ведьма разве сыщет на венике!
Мои свои
                  с Енисея
                                    да с Оби
идут сейчас,
                       следят четвереньки.
Какой мой дом?!
Сейчас с него.
Подушкой-льдом
плыл Невой —
мой дом
меж дамб
стал льдом,
и там…
Я брал слова
                         то самые вкрадчивые,
то страшно рыча,
                               то вызвоня лирово.
От выгод —
                      на вечную славу сворачивал,
молил,
            грозил,
                         просил,
                                       агитировал.
— Ведь это для всех…
                                    для самих…
                                                    для вас же…
Ну, скажем, «Мистерия» —
                                   ведь не для себя ж?!
Поэт там и прочее…
                                  Ведь каждому важен…
Не только себе ж —
                                 ведь не личная блажь…
Я, скажем, медведь, выражаясь грубо…
Но можно стихи…
                                Ведь сдирают шкуру?!
Подкладку из рифм поставишь —
                                                            и шуба!..
Потом у камина…
                                там кофе…
                                                     курят…
Дело пустяшно:
                            ну, минут на десять…
Но нужно сейчас,
                                пока не поздно…
Похлопать может…
                                   Сказать —
                                                       надейся!..
Но чтоб теперь же…
                                    чтоб это серьезно… —
Слушали, улыбаясь, именитого скомороха.
Катали по́ столу хлебные мякиши.
Слова об лоб
                        и в тарелку —
                                                  горохом.
Один расчувствовался,
                                          вином размягший:
— Поооостой…
                            поооостой…
Очень даже и просто.
Я пойду!..
                  Говорят, он ждет…
                                                    на мосту…
Я знаю…
                 Это на углу Кузнецкого мо́ста.
Пустите!
                Нукося! —
По углам —
                      зуд:
                              — Наззз-ю-зззюкался!
Будет ныть!
Поесть, попить,
попить, поесть —
и за 66!
Теорию к лешему!
Нэп —
             практика.
Налей,
             нарежь ему.
Футурист,
                 налягте-ка! —
Ничуть не смущаясь челюстей целостью,
пошли греметь о челюсть челюстью.
Шли
         из артезианских прорв
меж рюмкой
                       слова поэтических споров.
В матрац,
                  поздоровавшись,
                                                 влезли клопы.
На вещи насела столетняя пыль.
А тот стоит —
                         в перила вбит.
Он ждет,
                он верит:
                                 скоро!
Я снова лбом,
                          я снова в быт
вбиваюсь слов напором.
Опять
            атакую и вкривь и вкось.
Но странно:
                     слова проходят насквозь.

Стихает бас в комариные трельки.
Подбитые воздухом, стихли тарелки.
Обои,
           стены
                       блёкли…
                                        блёкли…
Тонули в серых тонах офортовых.
Со стенки
                  на город разросшийся
                                                          Бёклин
Москвой расставил «Остров мертвых».
Давным-давно.
                           Подавно —
теперь.
              И нету проще!
Вон
        в лодке,
                       скутан саваном,