Про это - Страница 6

— Володя,
                   родной,
                                  успокойся! —
                                                           Но я им
на этот семейственный писк голосков:
— Так что ж?!
                          Любовь заменяете чаем?
Любовь заменяете штопкой носков?

Не вы —
                 не мама Альсандра Альсеевна.
Вселенная вся семьею засеяна.
Смотрите,
                   мачт корабельных щетина —
в Германию врезался Одера клин.
Слезайте, мама,
                              уже мы в Штеттине.
Сейчас,
               мама,
                          несемся в Берлин.
Сейчас летите, мотором урча, вы:
Париж,
              Америка,
                               Бруклинский мост,
Сахара,
              и здесь
                            с негритоской курчавой
лакает семейкой чаи́ негритос.
Сомнете периной
                                и волю
                                             и камень.
Коммуна —
                      и то завернется комом.
Столетия
                  жили своими домками
и нынче зажили своим домкомом!
Октябрь прогремел,
                                    карающий,
                                                       судный.
Вы
       под его огнепёрым крылом
расставились,
                          разложили посудины.
Паучьих волос не расчешешь колом.
Исчезни, дом,
                          родимое место!
Прощайте! —
                         Отбросил ступе́ней последок.
— Какое тому поможет семейство?!
Любовь цыплячья!
                                  Любвишка наседок!

Бегу и вижу —
                          всем в виду
кудринскими вышками
себе навстречу
                             сам
                                     иду
с подарками подмышками.
Мачт крестами на буре распластан,
корабль кидает балласт за балластом.
Будь проклята,
                           опустошенная легкость!
Домами оскалила ска́лы далекость.
Ни люда, ни заставы нет.
Горят снега,
                      и го́ло.
И только из-за ставенек
в огне иголки елок.
Ногам вперекор,
                              тормозами на быстрые
вставали стены, окнами выстроясь.
По стеклам
                     тени
                              фигурками тира
вертелись в окне,
                                зазывали в квартиры.
С Невы не сводит глаз,
                                          продрог,
стоит и ждет —
                             помогут.
За первый встречный за порог
закидываю ногу.
В передней пьяный проветривал бредни.
Стрезвел и дернул стремглав из передней.
Зал заливался минуты две:
— Медведь,
                      медведь,
                                       медведь,
                                                     медв-е-е-е-е… —

Потом,
             извертясь вопросительным знаком,
хозяин полглаза просунул:
                                               — Однако!
Маяковский!
                      Хорош медведь! —
Пошел хозяин любезностями медоветь:
— Пожалуйста!
                           Прошу-с.
                                          Ничего —
                                                             я боком.
Нечаянная радость-с, как сказано у Блока.
Жена — Фекла Двидна.
Дочка,
точь-в-точь
                      в меня, видно —
семнадцать с половиной годочков.
А это…
              Вы, кажется, знакомы?! —
Со страха к мышам ушедшие в норы,
из-под кровати полезли партнеры.
Усища —
                 к стеклам ламповым пыльники —
из-под столов пошли собутыльники.
Ползут с-под шкафа чтецы, почитатели.
Весь безлицый парад подсчитать ли?
Идут и идут процессией мирной.
Блестят из бород паутиной квартирной.
Все так и стоит столетья,
                                             как было.
Не бьют —
                     и не тронулась быта кобыла.
Лишь вместо хранителей ду́хов и фей
ангел-хранитель —
                                   жилец в галифе.
Но самое страшное:
                                    по росту,
                                                    по коже
одеждой,
                  сама походка моя! —
в одном
               узнал —
                               близнецами похожи —
себя самого —
                            сам
                                     я.
С матрацев,
                      вздымая постельные тряпки,
клопы, приветствуя, подняли лапки.
Весь самовар рассиялся в лучики —
хочет обнять в самоварные ручки.
В точках от мух
                            веночки
                                           с обоев
венчают голову сами собою.
Взыграли туш ангелочки-горнисты,
пророзовев из иконного глянца.
Исус,
          приподняв
                              венок тернистый,